за то, что «их действия были направлены к подавлению истинной веры»ccxlvi.
Эти же мотивы слышатся и в писаниях святителя Афанасия: «Гнусная арианская
ересь пытается насилием, побоями и заключением в темницы привлечь к себе тех, кого не
в состоянии убедить разумными доводами, показывая и этим, что она – все что угодно,
только не богочестие»ccxlvii.
В правозащитники записывается игуменом Вениамином (Новиком) и святитель
Николай за то, что он печаловался перед властями за трех неправедно осужденных
мужейccxlviii. Правомочно ли, однако, приписывать любой факт милосердия к ближнему и
заступничества за него перед властями правозащитной деятельности? И как с такой
деятельностью может примириться пощечина, которой святитель Николай, по преданию,
наградил Ария – еретика и соблазнителя – на I Вселенском соборе?28 И насколько могут
сочетаться с религиозным плюрализмом предостерегающие слова Христа: кто соблазнит
одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему
мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской (Мф. 18, 6)?
Да и вообще какая нужда в том, чтобы оперировать применительно к Спасителю
мира политическими понятиями и терминами, рожденными в вихрях Реформации с ее
пафосом индивидуалистических разделений и самоутверждений? За этим угадывается все
то же революционное стремление взять Христа и объявить царем (ср.: Ин. 6, 15). В
данном случае – присвоить Его, переложив на свой язык, приватизировать и действовать
уже как бы от Его имени... Но разве не то же самое сделал с Христом и Его Благой Вестью
великий инквизитор? Вспомним роковые слова, сказанные им Господу: «Я не люблю
Тебя!».
Вот и церковная история свидетельствует, что религиозный плюрализм питается на
самом деле вовсе не от корней свободы, как его хотели бы нам представить,– нет,
основание, на котором он утверждает себя, суть религиозное равнодушие, маловерие,
неверие...
В.В. Болотов приводит весьма красноречивую историю из времен императора
Юлиана Отступника. Объезжая свои владения, он встретился с неким христианским
епископом Пигасием, который поразил его широтой своих религиозных взглядов.
Пигасий, вопреки императорским законам, позволял язычникам совершать
жертвоприношения, объясняя это таким образом: «Почему же язычникам не приносить
жертв, ведь и мы чтим мучеников, как и они – героев». Дело кончилось тем, что по своем
вступлении на престол Юлиан сделал его жрецом. Так «плюралистичный» христианский
епископ Пигасий стал идолопоклонником при вполне «веротерпимом» императоре
Юлиане, тем не менее начавшим волну новых гонений на христианccxlix.
Примерно тем же окончилось и «религиозное диссидентство» Зои Крахмальниковой.
В одной из последних статей «Красота Креста»ccl она оповещает читателя о своем
переходе в лоно «Богородичного Центра» – одной из тоталитарных сект отечественного
производства – и с новым пылом клеймит Православную Церковь. К сожалению, в свете
церковной истории это вполне логично: достаточно вспомнить диссидентствующего
епископа, который ушел в жрецы...
К сожалению, отпадение человека от Церкви воспринимается многими как
свидетельство чуть ли не ее ущербности или несостоятельности ее
священнослужителейccli. Но так ли это? Разве блудный сын из евангельской притчи уходит
на страну далече (Лк. 15, 13), потому что отец его плох? Разве Иуда предает Христа,
потому что Христос несовершенен? И разве денница отпадает от Творца, потому что в
Нем есть какой-то изъян? Или все дело здесь в их собственном свободном
волеизъявлении, которое влечет за собой роковые последствия?
28 Радуйся, Ария возбесившагося от Собора святых отгнавый.– Акафист святителю
Николаю. ..далее