никакой деятельности, никакого подвига. Мало того, те произвольные воплощения, в
которых участвует сознание, создают иллюзию изобилия, если не избыточности, то
самодостаточности виртуальной жизни, отвергающей идею всякого служения и
обессмысливающей всякую жертву.
150
Это химерическое расширенное пространство полностью дезориентирует и
парализует человеческое «я», пораженное предоставленными ему даром возможностями,
превышающими как любые претензии и запросы, так и сами потребительские
способности... Последней вершиной технократической мечты остается создание людей-
машин, которые были бы неуязвимы для воздействий времени и болезней, наделены
всеми человеческими чувствами и функциями, обладали бы бессмертием и при этом были
бы поставлены на службу человеку.
В этом проекте, по-видимому, реализуются некие комплексы безбожного человека по
отношению к Богу: с одной стороны, уподобиться Творцу, а с другой – лишить свое
собственное творение дара божественной любви и свободы.
При этом, как утверждают исследователи, мир виртуальных представлений
проецируется из сферы вытесненных или осознанных желаний, фантазий, сновидений и
переживаний своего агента. Он лишь обеспечивает потребителя «его же собственным
вкусом к преступлению, его собственными эротическими наваждениями, его дикарством,
его химерами, даже его собственным каннибализмом, который должен раскрываться не в
предполагаемом и иллюзорном, но в реальном внутреннем плане»ccclxxxiii.
Таким образом, виртуальная реальность паразитирует на человеческих страстях и
грехах, доставая их из подполья, в которое они, в обход исповеди, были вытеснены
нераскаянным «труждающимся и обремененным» человеческим «я», и раздувает из них
невещественный адский огонь, еще при жизни пожирающий человека.
Несколько снижая пафос, можно отметить, что пространство интернета – этот
«глобальный банк данных», этот «планетарный справочник», этот «победный гимн связи»
– напоминает «бредовое пространство хлестаковского Петербурга, где можно быть на
дружеской ноге с кем угодно, а не только с Пушкиным, где день и ночь бегут курьеры,
курьеры, тридцать пять тысяч одних электронных курьеров и где любой Петр Иванович
имеет возможность на весь мир, а не только Государю Императору объявить, что есть,
дескать, живет такой Добчинский...»ccclxxxiv.
Психоделическая культура
С той же гераклитовой игрой, принятой за модель интернета («Вечность – это дитя
играющее, кости бросающее, дитя на престоле»), отождествляет себя и психоделическая
культура. Она формулирует свою цель как «возрождение Архаичного»ccclxxxv во имя
растворения границ в групповом шаманском ритуале, основанном на потреблении
галлюциногенных растений. В этом психоделическая культура видит свой «политический
долг... преображения и спасения коллективной души человечества»ccclxxxvi, связывания
конца истории с ее началом. Шаманизм представляется ей образцовой моделью спасения.
Она проповедует «жить в атмосфере, богатой психическими состояниями
(галлюцинациями.– О. Н.), вызываемыми по своей воле»ccclxxxvii.
Психоделическая культура стоит в оппозиции к культуре истеблишмента, поскольку
подвергается репрессиям (борьба с наркоманией) со стороны государства и общества.
Психоделический, то есть расширяющий сознание, метод призван к тому, чтобы вырвать
людей из «сконструированных» состояний сознания, навязанных человеку обществом,–
установлений, порядков и привычек.
Любопытно, что психоделики рассматривают телевидение, называемое ими
«электронным наркотиком», как мощное средство подавления личности и навязывания ей
определенной формы существования. «Ни одна эпидемия, никакое пристрастие к моде, ..далее