Новый человек не любит – он «занимается любовью». Он не творит – он
«самовыражается». Он не смиряется – он пытается приспособиться. Он не блаженствует –
он получает наслаждение. Он не раскрывает в себе образ Божий – он делает себе имидж.
Он даже не играет – он «ведет игру».
Проблема свободы
Это не означает, что он лишен каких бы то ни было мистических интересов. Однако
на месте веры в Живого Бога у него возникают языческие предрассудки и суеверия. Он
верит в самую примитивную астрологию, в «свою звезду», в черных кошек, в
экстрасенсов, в переселение душ, в спиритизм, в парапсихологию, в прогресс, во
фрейдизм, в уринотерапию, в мумие, в «приворот», в обереги, в «тарелки», в мечту, в
общественное мнение, в права потребителя, в силу денег, в демократию, в человека,–
наконец, в себя самого. Новый человек испытывает интерес и доверие к любому
симпатичному «насельнику», пожелавшему обосноваться в его доме или даже душе,– к
домовым, к барабашкам, к шишкАм, к «жукам», к внутренним голосам, к инопланетянам,
вполне в духе мифа двойничества, что свидетельствует о каком-то его лютом одиночестве
и неполноценности. Такой букет верований и есть залог наступления Новой Эры, которая
лукаво увязывает между собой всю эту мешанину под единым лозунгом плюрализма.
Его ключевым понятием является свобода, понятая им как вседозволенность в
осуществлении человеческих стремлений и пристрастий, полный произвол в их
осуществлении. Творчество становится формой самовыражения личности, причем
159
личности, взятой в ее случайности, в ее эмпирической, физиологической и психической
неустроенности.
Режиссер Милош Форман сделал весьма типичное для нашего времени признание:
«Мне интересен человек, ищущий истину, а не тот, кто ее нашел». Таким образом, тот,
кто, обретя Истину, может свидетельствовать о Ней, заведомо изгоняется из сферы
интересов режиссера, и само свидетельство оказывается для Формана излишним и
тщетным.
Истины как таковой, как онтологической данности, по Форману, не существует –
есть лишь потенциально угадываемая модель мира, формулирование и выстраивание
которой призвано обеспечить психологический комфорт «искателя». Именно поэтому
создание такого комфорта, будучи уделом обывателей, и представляется режиссеру
неинтересным. Так ложная установка порождает и ложные выводы.
Герой Формана разрывает узы скучного филистерского существования и
отправляется «на поиски истины», смутные представления о которой роятся в его
хаотическом сознании. Это сознание и призвано стать экспертом, фильтрующим истинное
от неистинного, отшвыривающим то, что ему не подходит, и принимающим на веру то,
что ему годится. Истина при таком потребительском понимании сама оказывается лишь
объективированной частью сознания, в которой сосредоточены все явные и тайные его
вожделения.
Такая «истина», вылепленная по образу собственной прихоти,– и есть тот
неизвестный Годо из пьесы Беккета «В ожидании Годо», которого с нетерпением
ожидают герои, находящиеся как бы в эпицентре мирового хаоса, когда рушатся жизни,
гибнут души и водворяется абсурд. Годо должен появиться и вернуть происходящему
смысл. Но не всякого Годо готовы принять герои, но лишь такого, который им подходит,
который им сообразен.
Логически из этой схемы сама собой вытекает и аксиома плюрализма: сколько
людей, столько и истин. Ибо сколько людей – столько и прихотей. И действительно,
многие герои М. Формана становятся на путь утоления своей прихоти.
Людей недавнего советского прошлого буквально потряс его фильм «Пролетая над ..далее