скажет человек в сердце своем: “в мире я один и Бог”– не найдет успокоения»clxvi.
Это означает: веровать в Царство не от мира сего (ср.: Ин. 18, 36),– то же, что
признать относительную ценность мира. На языке философии это значит редуцировать
мир до степени явления, совершить феноменологическую редукцию. Человек в этом
случае становится воистину независимым от видимого и чувственного мира, от природы,
ибо понижая значение вещей до степени относительного, он оказывается над ними, ведь
они включены в круг его сознания, и в то же время он ощущает над собой незыблемую
высоту Абсолютного. Это для него настолько достоверно, что само доказательство
реального существования мира может исходить лишь из предпосылки существования
Бога, как утверждал Декарт. Но коль скоро Бог существует, то этим, по Декарту,
исключается вероятность того, чтобы Он нас обманывал. Следовательно, существование
объективного мира достоверно.
Существуют две степени феноменологической редукции: эго поднимается над миром
пространственно-временных связей и созерцает «мир идей» (Платон), «идеальное бытие
смыслов» (Гуссерль). Это было известно как языческому античному миру, так и новой
философии («трансцендентальная сфера» Канта). Однако существует вторая, и
45
последняя,– абсолютная редукция, или трансцензус,– душа в умной молитве поднимается
над всем тварным, над миром идей и сущностей, молитвенно восходя к Богу: воистину
остаются только душа и Бог. «Я знаю только Бога и душу, и что еще? – больше ничего»
(блаженный Августин)clxvii.
«В результате сомнений во всем остаются несомненными только два существа: «я»,
которое не есть Бог, и Бог, Который не есть «я», «я» как зависимое – и Бог как
независимое»clxviii.
Воля человеческая и воля Божия
Основной проблемой свободы является вопрос о взаимоотношении человеческой
воли с волей Божией. Если воля Божия состоит в спасении человека, а Сам Бог всемогущ,
всеведущ и всеблаг, как совместить с этим человеческую свободу, дающую человеку
возможность отвергнуть Бога и совершить зло? Ведь если человек столь трагически
свободен в своем самоопределении, вплоть до свободы выбрать смерть и зло, а Бог
только вынужден добровольно терпеть и попускать это зло в мире,– где же Его
всеблагость и всемогущество? Коль скоро человек «обречен» Богом на свободу,
потенциально заключающую в себя возможность творить зло, а Бог не препятствует
человеческому безумному выбору, Божественное всемогущество оказывается под
вопросом. А если свобода человека относительна и иллюзорна, и Бог Сам творит или
позволяет твориться злу, что происходит с Божественной всеблагостью? Здесь человек
оказывается пред выбором: либо Бог всемогущ, но не всеблаг, либо Он всеблаг, но не
всемогущ.
Рождающееся из этой антиномии противоречие сводится к тому, что свобода Бога
ограничена, если не сведена на нет волей человека. Или – наоборот: человек свободен
ровно настолько, насколько Бог умаляет по отношению к нему Свою свободу.
«– Если нет Бога, то я – бог... Если Бог есть, то вся воля Его, и без воли Его я не могу.
Если нет, то вся воля моя, и я обязан заявить своеволие (говорит Кириллов.– О.Н.).
– Своеволие? А почему обязаны? (спрашивает Петр Степанович Верховенский.–
О.Н.).
– Потому что вся воля стала моя. Неужели никто на всей планете, кончив Бога и
уверовав в своеволие, не осмелится заявить своеволие, в самом полном пункте?»clxix
«Всякий, кто хочет главной свободы, тот должен сметь убить себя... Дальше нет
свободы... Кто смеет убить себя, тот Бог. Теперь всякий может сделать, что Бога не будет
и ничего не будет...»clxx. ..далее