на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему» (Ис. 14, 13–
14). За что, как сказано, была низвержена в преисподнюю гордыня его: под тобою
подстилается червь, и черви – покров твой. Как упал ты с неба, денница, сын зари!
разбился о землю, попиравший народы (ср.: Ис. 14, 11–12).
Итак, удел сатаны – тление и разложение, царство смерти, где подстилается червь.
В горделивом стремлении быть как боги, чем, собственно, он и соблазнил человека, нет
никакого творческого замысла, никакой попытки сотворить нечто «еще не бывшее»: это
есть плод гордости и зависти, губящий свободу и омрачающий ум. Зависть никогда не
направлена на то, чтобы уподобиться Творцу (или творцу) в самом акте творения – в
благости, премудрости, любви и свободе. Она всегда вожделеет присвоить плоды этого
творения, его честь, его результаты, то есть нечто готовое. Так, Каин не имеет никакого
помышления о том, чтобы стяжать кротость Авелеву, благодаря которой его дары были
благоугоднее Богу, чем плоды Каиновы. И завидует он не тому творческому деланию,
которое предваряло получение этих Богоугодных даров,– его мучает результат: Божие
предпочтение, отданное Авелю и его приношениям. Он не делает никакого усилия,
никакой творческой попытки угодить Богу паче Авеля. Единственное, на что способно его
уязвленное самолюбие,– это устранение соперника, разрушение, убийство.
Диавол с его демонами – не творец; он есть лишь завистник Бога и людей, которым
дана возможность «обожения». Он – имитатор, плагиатор, «обезьяна Бога», пародия на
Него. Он есть творческое ничто, бездарность. Его «творения» – лишь подделки, никогда
не имеющие самостоятельных новых форм: формотворчество, то есть творение нового,
недоступно ему. Он всегда пользуется уже готовыми формами, которые и деформирует,
начиняя их собственным содержанием. Деформация и есть направление его потуг.
Претензия на создание реальности оборачивается у него лишь созданием видимости,
которая всегда есть псевдореальность. Даже черная месса – не некий новый чин
религиозного действа, а извращенная и поруганная Евхаристия.
Будучи зависимым от Творца в своем бытии, поскольку и оно создано Богом, диавол
начинает ненавидеть само это бытие. Он жаждет уничтожить в нем божественное
измерение, стереть следы Творца и творения в мире, но, не имея власти уничтожить их,
стремится их исказить и присвоить.
Богоборческие режимы с их разнузданной и откровенной бесовщиной неизменно
пользовались готовыми, но искаженными почти до неузнаваемости формами церковной
жизни. Все мы хорошо помним марксизм-ленинизм, насаждаемый в формах
государственных догматов и канонов, а также вытекающую из этого идеологическую
борьбу с еретиками, вплоть до извержения их не только из партии, но из самой жизни. Мы
помним «иконостасы» членов Политбюро, «канонизированных святых» компартии,
«мощи» вождей, ритуалы приема в партию, пионеры и комсомол, ритуальный «вечный
огонь», зажженный для массового поклонения, ритуальный обмен кольцами в процедуре
бракосочетания, заклинания, замещающие собой молитвы: «Ленин жил, Ленин жив,
Ленин будет жить» или «коммунизм неизбежен», ритуальные демонстрации на 7 ноября и
1 мая, пародирующие собой крестные ходы.
Но главное, мы помним собственное большевистское «писание» и «предание»: все
эти бесконечно конспектировавшиеся труды «классиков», деяния съездов и их
постановления, претендующие на статус «соборных оросов». Так создавалась
эклектичная, заимствованная отовсюду культура советской власти, в которой настойчиво
108
звучала тема человеческого бессмертия, поскольку смерти как таковой в этой культуре
просто не существовало: слово «смерть», как и слова «Бог» и «свобода», вычеркивались
партийными цензорами. Это была пародия на тему христианского бессмертия души
человека, ее воскресения во Христе. В мистике советской власти человек – советский ..далее