однако не в полную меру, его воля. (ср.: «Благое // Вижу, хвалю, но к дурному
влекусь...»xxxv.)
Вспоминаются слова преподобного Антония Великого: «…кто хочет спастися, тому
нет... никакого препятствия – разве только нерадение и разленение души»xxxvi. О том же
говорит и преподобный Серафим Саровский, отмечая, что главное отличие святых от нас
14
– в решимости. То есть в такой полноте воли, которая собирает воедино всего человека и
влечет его ко Христу, чего бы это ни стоило – вплоть до смерти. Эта полнота воли
созидается силой любви, которая сочетает «человека в единстве логоса [его естества] и
образа [существования]... <…> Через эту силу любви [человек] добровольно освобождает
себя от самого себя, отделившись от представлений и свойств, которые он [был склонен]
мыслить относящимися к себе соответственно [греховной] воле»xxxvii.
В этом же акте полной цельной решимости во что бы то ни стало быть со Христом
блаженный Августин видел высшую свободу человека: абсолютный поворот воли к
добру. «Следует внимательно и зорко различать возможность не грешить и
невозможность грешить... в первой выражается свобода воли: я могу не грешить; вторая
значительно выше: я не могу грешить»xxxviii.
Об этом же внутреннем расколе немощной воли, парализованной грехом, пишет
апостол Павел: Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что
ненавижу, то делаю. Потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать
оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу,
делаю. Если же делаю тО, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех
(Рим. 7, 15, 18–20)xxxix.
Падшая душа оказывается целиком под игом князя мира, который непрестанно
волнует ее разнообразными помыслами и желаниями, рассеивает по ветру воспоминаний,
населяет множеством пригрезившихся привидений, ловит ее мирскими обольщениями,
запугивает страхами и смущениями, жестоко потрясая ее до самого основания. Ощущая в
себе паралич воли, она не в состоянии сосредоточиться на главном, ухватиться за что-то
бесспорное, непреложное, Абсолютное,– наконец, войти во внутреннюю свою клеть,
заглянуть в себя и в самых глубинах сердца отыскать своего Творца, создавшего ее
наедине: Студных помышлений во мне точит наводнение тинное и мрачное, от Бога
разлучающее ум мой, еже иссуши, о заступниче мой! (канон Ангелу Хранителю).
«Земля предлагает нам, что полюбить; время похищает то, что мы любим, и
оставляет в душе толпу призраков, которые подстрекают страстное устремление то к
одному, то к другому. И душа становится беспокойной и печальной, напрасно стараясь
удержать то, что ее удерживает»xl.
«Грех,– пишет преподобный Антоний Великий,– порабощая любителя своего,
держит его в плену у себя»xli.
Диавол в житии преподобного Антония делает знаменательное признание, что ему
приходится держать грешников «в оковах»xlii.
Таким образом, сама по себе свободная воля оказывается чем-то двусмысленным и
внутренне противоречивым. Еще блаженный Августин разделял в свободе воли два
модуса: свободу хотеть и свободу мочь, то есть свободу хотения и свободу действия.
Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю (Рим. 7, 19).
Действительно, человек может хотеть совершить нечто и в то же самое время не иметь
никакой возможности осуществить желаемое. Сама эта невозможность обращает к нему
лицо несвободы. Или же, имея твердое намерение свободной воли, человек может
поступать так, что все его действия оказываются в противоречии с первоначальным
намерением: Веси бо, Владычице моя Богородице, яко отнюд имам в ненависти злая моя
дела, и всею мыслию люблю закон Бога моего, но не вем, Госпоже Пречистая, откуду яже ..далее