смыслов и сверхличных ценностей. Смерть становится механизмом стратегии
постмодернизма, опирающейся на ницшеанское мироощущение «смерти Бога».
Из этого следует, что ангел равнозначен и равновелик демону, благодать неотличима
от наваждения и прелести, живое равноправно с мертвым, подлинное равноценно
искусственному, сакральное амбивалентно профанному, ибо все представлено в равном
достоинстве и равном ничтожестве в пространстве постмодернистской цивилизации,
образующем одновременно и свалку, и супермаркет, и всемирную электронную выставку
– интернет.
Андеграунд как новый истеблишмент
Одной из особенностей постсоветской эпохи являются изменение статуса массовой
культуры и ее поистине колонизаторская экспансия. Массовая культура существовала и в
советские времена, но занимала «низовую» нишу, которая оставалась уделом профанов и
которая могла быть удостоена, в лучшем случае, снисходительной («пусть себе живет!»)
гримасы со стороны советской интеллигенции. Однако, в силу общественных тенденций и
новых технологий СМИ, она получила колоссальное распространение, диктуя обществу
125
свой язык и навязывая свои стереотипы сознания. Фактически она сделалась нашей
средой обитания.
В то же самое время, возникнув на подмостках истории в качестве «ассенизатора»
советских идеологем, мифологем, деклараций, словесных штампов и советской
стилистики как таковой, андеграунд, начинавший свою деятельность действительно «в
подполье» – в подвалах и на чердаках, в дворницких и коммунальных комнатах, в
малогабаритных квартирках и мастерских, а главное – своей эстетикой, своим
противостоянием официозу и рассчитанный на это подпольное существование и
прозябание, вдруг поднялся так высоко, что и сам сделался официозом и
истеблишментом, любопытным образом сочетая в себе массовую и элитарную культуру.
При некоторой сложности сопоставления этих культурных слоев у них обозначаются
сходные фундаментальные установки, позволяющие находить между ними некое
сродство. Прежде всего – это борьба с национальными традициями, которые искаженно,
имплицитно, порой бессознательно, присутствовали даже в обезбоженном советском
сознании. Унаследовав именно это обезбоженное сознание, новая культура, вслед за
марксистами и ленинцами, поставила в центре мироздания человека, взятого, однако, во
всей его частности и случайности, и самовластно наделила его всевозможными правами и
свободами.
Человек, наделенный свободой, имеет право на ее осуществление. Человек имеет
право по собственному усмотрению распоряжаться своей душой: то есть служить каким
угодно богам, демонам, самому себе или вовсе не служить никому, он имеет право эту
душу продать, заложить и т. д.
Человек имеет право на свое тело: он может его отдать в пользование, продать,
разукрасить многоразличными вкраплениями в виде татуировок и серег, изменить
сексуальную ориентацию и даже саму половую принадлежность, и, наконец, он может его
просто убить.
И наконец, человек имеет право на собственную жизнь, будучи при этом уверенным
в своей полной безответственности. Все это есть его частное дело, его privacy.
Поставив человека в самый центр бытия и санкционировав его на самое страшное
право, о возможности которого не без душевного трепета догадывался еще Николай
Ставрогин,– право на бесчестье, «новое сознание» соответствующим образом симулирует
создание вокруг индивидуума такого мира, в котором это право перестало бы быть чем-то
зазорным.
Определяя эпоху, в которую мы живем, как постмодернистскую, следует иметь в ..далее