(Ин. 17, 26).
Только в свете этого и может рассматриваться антиномия, предложенная Б.П.
Вышеславцевым: Бог хочет, чтобы человек был Его рабом – и Бог не хочет, чтобы человек
был Его рабом. Эти антиномичные положения, в силу их несовместимости, уничтожают
друг друга в плане эмпирического мышления, и оба неразрывно актуализируются в акте
верыcxci. Встреча Бога и человека происходит по взаимному волеизъявлению: хочешь ли
быть здоров? (Ин. 5, 6) – спрашивает Господь у расслабленного; Господи! если хочешь,
можешь меня очистить (Лк. 5, 12),– говорит Господу прокаженный.
Зов Бога к человеку и человеческий отклик на этот зов всегда есть дело свободы,
веры и любви, а не акт насилия и принуждения. Человек волен откликнуться, а волен и
спрятаться от Бога, прикрыв свою наготу смоковными листьями. Но коль скоро Бог
устанавливает такие отношения с человеком, признавая его свободу, то и человеческая
свобода вольна откликнуться на призыв долженствования, покрываемого любовью, или
отвергнуть его. Но и сама сфера человеческого долженствования не полна без того, чтобы
включить в нее свободу воли как нечто должное.
Конфликт порождается тем, что свобода опознает долженствование как несвободу,
как принуждение, как угрозу обезволивания и обезличивания человека. Личность
страшится стать жертвой необходимости – будь то необходимость историческая,
политическая, этическая или какая-либо еще. Ее ужасают любые «принципы
обезличивания человека, с целью перерождения его в абсолютного гражданина с законно
упорядоченными поступками на каждый миг бытия»15.
Но и долженствование воспринимает свободу как недолжное, порой препятствующее
его осуществлению, неуступчивое, неуправляемое и бунтующее. Меж тем за свободой
всегда оставлено право отвергнуть предложенное долженствование, а у того всегда есть
основание, чтобы признать свободу как нечто должное. Действительно, апостол Павел
определяет свободу как призвание: К свободе призваны вы, братия (Гал. 5, 13), а
«стояние в свободе» как духовное задание: стойте в свободе, которую даровал вам
Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства (Гал. 5, 1).
Кроме того, античная философия, как и философия нового времени (особенно Кант),
отождествляет долженствование с диктатурой закона, с императивом долга. «Свобода
состоит в том, чтобы зависеть только от закона» (Вольтер); «Мы – рабы законов, чтобы
быть свободными» (Цицерон)cxcii. Но Господь, помимо дара свободы, дал нам иную этику,
иные понятия долженствования, чем исключительно долженствование закона. Смиренный
мытарь вышел из синагоги более оправданным, чем кичливый фарисей, исправно
хранящий субботу и приносящий жертвы (см.: Лк. 18, 10–14); благоразумный разбойник
первым оказался с Господом в раю (см.: Лк. 23, 43). В Царстве Небесном будут первые
последними, и последние – первыми (Мф. 19, 30)...
Переход от первой ступени свободы (произвола) – ко второй (свободе во Христе)
есть переход от я так хочу к да будет воля Твоя. При этом человек испытывает страшное
внутреннее противоборство, сопротивление все той же воли, которая и хотела бы
предаться в волю Господню и все же судорожно продолжает цепляться за свое я так хочу.
Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю (Рим. 7, 19), ибо злое,
15 Платонов А. Город Градов // Избранное. М., 1966. С. 164. Именно так: «Принципы
обезличивания человека...» назывался большой социально-философский труд, на котором
«умер от истощения» его автор – советский уполномоченный Шмаков.
58
которого не хочу, хочет за меня закон греховный, живущий во мне (ср.: Рим. 7, 23). Этот
закон греховный есть закон падшего мира, закон, «раздробляющий» и обезволивающий
личность, лишающий ее свободы и предающий во власть страстей. И если страсть
оборачивается прежде всего болезнью воли, ее извращением, то и низшие силы души ..далее