служение – всегда личностно и художественно. При том, что Господь хочет всем
спастися и в разум истины приити (Последование ко Святому Причащению. Молитва 1,
святого Василия Великого). Я пришел не судить мир, но спасти мир (Ин. 12, 47).
«В жизни нет никакого завершения и никакой возможности повторения; строго
говоря, нет никаких прецедентов, но всегда – начало действий, всегда единственных,
никогда не дублирующихся, потому что они – «мои». Каждое утро человеческой жизни
занимается как утро сотворения мира – как чистый замысел Божий, и верность, которую я
Ему храню, несет меня каждое мгновение к новому будущему, абсолютно желанному и
девственному».
Именно поэтому в Православии, в отличие от католичества (см.: «О подражании
Христу» Фомы Кемпийского), превалирует не столько идея «подражания», сколько
«уподобления» Христу – «соработничества»: мы соработники у Бога (1 Кор. 3, 9).
Разумеется, речь идет исключительно об акцентах, и преподобный Иоанн Лествичник
пишет в своем 24-м Слове, посвященном кротости: «Кто на сей степени одержал победу –
да дерзает, ибо он, сделавшись подражателем Христу, обрел спасение». Однако в
Православии такого рода «подражание» имеет смысл прежде всего как усвоение духа
Христова, в отличие от католической традиции, толкующей это «подражание» в плане
почти наглядного душевно-чувственного «воспроизведения» восприятий и переживаний
Христа (см.: «Розарий» Игнатия Лойолы). Так и апостол Павел пишет: умоляю вас:
подражайте мне, как я Христу (1 Кор. 4, 16). Однако это подражание становится здесь
онтологически реальным духовным уподоблением, поскольку воля Божия делается
свободно усвоенной волей человеческой. Она делается «моей, собственной» (в данном
случае – «его, апостольской, Павловой») волей, оставаясь при этом Христовой: Я
сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2, 19–20).
Так же как воля Отца не есть что-то внешнее, чужеродное, иное (гетерономное), но
становится собственной – человеческой – волей воплотившегося Христа, оставаясь при
этом волей Отца, воля человеческая актом своей свободы стремится усвоить волю
Божественную.
Так же как единство двух природ во Христе предполагает единство двух свобод,
предание человеком своей воли в волю Божию не означает упразднения ее свободы, но
сочетание двух свобод.
Не попущай, Пречистая, воли моей совершатися, не угодна бо есть, но да будет воля
Сына Твоего и Бога моего означает твердое волеизъявление: я хочу, чтобы все
совершалось не так, как я хочу, а как хочет Бог. Или – я не хочу, чтобы все совершалось
так, как я хочу. Радикальное отвержение своеволия есть акт свободного произволения,
личностного и неотъемлемого. Однако и это своеволие, этот произвол включен в идею
31
самоосуществления человека, и он предназначен к преображению: если бы свобода
означала тотальное подчинение воле Божией, подавление и обезличивание человека со
стороны Божественного Промысла и сводилась бы исключительно к автоматическому
послушанию, она бы тут же утратила свой онтологический и нравственный смысл,– мало
того, существенную черту человеческого богоподобия. Ибо Бог никоим образом не
насилует человеческую волю, и если человек сам не захочет творить Его волю, «Бог
ничего не делает, хотя и может»...
Человек обречен постоянно выбирать между бытием и небытием, жизнью и смертью,
благословением и проклятием, свободным самоосуществлением и духовным рабством
греху: он постоянно оказывается наедине с собственным произволом, который может
действовать иррационально и абсурдно и заявить свое «нет» и Богу, и бытию.
И в то же самое время человек, рожденный свыше от воды и Духа (Ин. 3, 5), призван
вновь и вновь открывать и переживать в себе все ту же истину в живом акте веры и ..далее