Несомненная заслуга Достоевского перед Церковью в том, что он многих привел к христианству. Достоевский заставляет задуматься о самом главном. Мыслящий человек не может не ставить вопросы о жизни и смерти. Достоевский велик, потому что он не боится заглядывать в глубины человеческого существования. Помню, как сказала мне одна не верующая в Бога женщина: «А зачем думать о смерти? Когда придет, тогда придет». Однако глубина человека, по справедливому замечанию Л. Толстого, определяется тем, насколько он чуток к тайне смерти. Поистине, «мудрец отличается от глупца тем, что видит все до конца». До конца старается проникнуть Достоевский и в проблему зла, которая приобретает все более трагическое значение для человеческого сознания. Эта проблема - в истоке разных видов атеизма, и она остается мучительной и для переступающих порог

    Церкви, пока не откроется им благодатно Истина. Многие великие писатели касались этой темы. И порой более ярко, чем философы и даже богословы. Они явились своего рода пророками. Самый великий из этих пророков, самая великая душа, которая мучилась этой проблемой, был Достоевский. Мы должны быть очень внимательными к этим писателям. Если бы они жили в наше время, они, несомненно, попытались бы обновить свое видение зла. Надо знать глубины зла, чтобы не строить иллюзий в социальном или нравственном плане. И надо знать глубину добра, чтобы противостоять современному атеизму, уже не воинствующему атеизму марксистов и не самоистребляющему и претенциозному атеизму экзистенционалистов, а открытому сатанизму. Достоевский свидетельствует, что человек с глубокой душой и развитым интеллектом, но без Бога превращается в беса. Он не может жить на «скучном благопристойном уровне». Достоевский показывает, до каких бездн может дойти незаурядная натура. Он же сказал: «Если Бога нет, то все позволено». Наиболее удачен психологически в этом смысле образ Раскольникова. Совершив убийство, он чувствует, что с его душой все кончено. Когда человек переступает черту и попадает во власть бесов, ему остается либо самоубийство (как у Ставрогина или Свидригайлова), либо покаяние (как у Раскольникова).

    Достоевский очень русский писатель. Он любит русский народ, и, как никто, проникает в душу народа. Даже до болезненности. «Без Христа русский человек - дрянь». Ему многое было открыто, он видел грозящие нашему народу опасности. Он говорил о наступлении «братства без братьев»: «И пойдут братики откалывать друг другу головы», и что «где нет братьев, там никакого братства не создашь». Исполняется его предвидение и относительно «инородцев». «Не правда ли, что они угнетены в России? - пишет он еврейской девушке. - Если дать им волю, они превратят русских в рабов и будут заживо сдирать с них кожу». «Бесы» - пророческое произведение, предупреждение не только о революции, но и о новых бесах, которых мы видим сегодня. Луначарский всерьез предлагал поставить скульптуру Достоевскому с надписью: «От благодарных бесов». В этом смысле сбылись предсказания писателя по поводу «русского мессианства» -особые испытания выпали на долю именно русского народа. И что бы ни происходило с неумирающей верой в силу Православия, продолжает звучать: «Россия еще скажет свое последнее слово миру».

    Достоевский правдиво подметил широту и талантливость русского человека. Он пишет о русской молодежи, о русских мальчиках, которые говорят о Боге. Он показывает, насколько целомудренна русская женщина. Если она это теряет, она страдает. У Достоевского нет легкого отношения мужчины и женщины, как это можно часто видеть в западной литературе. Он не превращает тайну жизни в водевиль. «Растлить невинную девушку -это все равно, что разорить храм Божий», - настолько он чувствует сакральную тайну пола. Сколько у нас в памяти таких ключевых его слов, с предельной простотой определяющих самую суть происходящего. Все знают его слова о «слезе ребенка». Видя миллионы беспризорных и растлеваемых детей, океан детских слез, мы даем точную оценку сегодняшнего «строительства». Новую силу обретает вот эта его, например, всем известная мысль: «Красота спасет мир». Красота, то есть правда и благодать Христова, явится спасением для многих там, где будет сплошное уродство, то есть грех как норма.

    Каким современным для нас оказывается Достоевский в «Дневнике писателя» по самым жгучим вопросам наших дней. Он заступается за Сербию, выступает против агарянского нашествия, против лжи западной демократии и экспансии католицизма. Или возьмите его легенду о Великом Инквизиторе в «Братьях Карамазовых». Как точно обозначена здесь тайна беззакония: «Пусть Христос нам не мешает, всем будет спокойнее без Него жить - так, как люди привыкли». Хуже всего, что это относится и к Церкви. В самом Великом Инквизиторе много от католичества и фарисейства, от угождения миру, от потакания людским похотям, от компромисса с ложью. Так что такая Церковь все более становится, по выражению святителя Феофана Затворника, «внешней видимостью», из которой исходит, согласно Писанию, антихрист.

    Одним словом, гениальнейших прозрений Достоевского не счесть. Он увидел ужас жизни, но также и то, что есть выход в Боге. Он не говорит о брошенности людей.

    При всей их униженности и оскорбленности есть для них выход - верою, покаянием, смирением и прощением друг друга. Самое большое достоинство Достоевского в том, что он показал, что если Бога нет, то и человека нет.

    Но вот любопытное явление. Достоевского страстно любят не только устремленные к христианству мыслители Соловьев, Леонтьев, Розанов. Почему иностранцы-японцы так полюбили Достоевского? Они не за христианство его полюбили, а за что-то совсем другое. Экзистенциалисты - все поклонники Достоевского без Бога. Сартр написал: «Но ведь действительно все позволено, потому что Бога нет». Камю, Жид называли его своим учителем, потому что им нравилось рассматривать, до какой глубины падения может дойти человек. Герои Достоевского вступают в опасную игру, ставя вопрос: «Могу ли я или нет переступить черту, которая отделяет человека от бесов?» Камю через это переступает: ни жизни нет, ни смерти нет, ничего нет, если Бога нет. С одной стороны, Достоевский предсказывает, что будет в последние времена. Жизнь без Бога - полный распад. А с другой - он так ярко описывает грех, так живописует его, как бы вовлекая читателя в него. Он делает порок не лишенным размаха, очарования. Интересно, что нацисты любили Достоевского, Ницше чуть ли не переводил его. У Достоевского в его описаниях очень болезненное и утонченное сладострастие. Как потом любили повторять декаденты эту фразу: «аромат греха» - не буквально его слова, но тот смысл, который присутствовал порой у него в описании греха. Это созвучно где-то со знаменитыми «цветами зла» Бодлера и «красотой зла» Ницше. Интересно, что глава, в которой подробно описывается, как Ставрогин соблазняет двенадцати-летнюю девочку, была запрещена цензурой. Только после революции это было разрешено. В каком-то смысле не только Толстой, но и Достоевский был «зеркалом русской революции». Любовь русского человека к заглядыванию в бездну, о которой так вдохновенно говорил Достоевский, обернулась для него падением в эту бездну. Самое страшное противоречие у героев Достоевского - это когда человек понимает, что такое «идеал Мадонны» и не отказывается от «красоты Содома». Приведем еще один соблазнительный пример непонимания Достоевским нравственных норм Церкви. По мысли писателя, Сонечка Мармеладова совершает жертвенный подвиг, когда идет на панель ради спасения детей от голода. Перед нами актуальный вопрос возможно ли ради блага других отступление от заповедей Божиих? Бывают ли обстоятельства, когда это необходимо сделать? Для православного сознания совершенно очевидно, что заповеди Божий и- обстоятельства, которые дает Бог, - это одна и та же воля Божия. Поэтому не бывает обстоятельств, когда исполнение заповедей Божиих делается невозможным. И слово Писания убеждает нас в этой истине: «Не говори, ради Господа я согрешил. Ибо он не имеет надобности в муже грешном. То, что Он ненавидит, не должно делать».

    Многие исследователи Достоевского справедливо отмечают, что преображение человека, его приход к вере дается у писателя гораздо слабее, чем описание пороков. Положительные герои у него гораздо беднее.

    И, наконец, очень серьезный момент, касающийся тайн нашей веры. Известно, что под влиянием Достоевского в православном богословии развилась либеральная идея так называемой «сострадательной любви». Митрополит Антоний (Храповицкий), ставший после революции предстоятелем Русской Зарубежной Церкви, страстный поклонник Достоевского, в юном возрасте ходивший к нему, как к старцу, на исповедь, в своих сочинениях доходит до мысли, что наше спасение совершено в Гефсимании «сострадательной любовью» Христа к роду человеческому. И, следовательно, Голгофа является как бы необязательной. Ее могло и не быть. Против этой «крестоборческой ереси» резко выступили митрополит Елевферий («Догмат об искуплении»), архиепископ Серафим (Соболев), епископ Феофан Полтавский и другие выдающиеся богословы двадцатого столетия. У митрополита Антония налицо подмена духовного душевным. Вера подменяется напряжением чувств, в то время как спасение от греха и смерти возможно только силой Божией, явленной на Кресте, и нашим приобщением этой силе через жизнь по заповедям Божиим через покаяние и таинства Церкви. Дал ли Достоевский повод так трактовать его? Несомненно, некий надрыв, присутствующий в его сочинениях (и любование этим надрывом), передался богословию митрополита Антония и его последователей и проявился в их религиозных заблуждениях.

    Велика роль писателя. Если «за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Мф. 12, 36), то что сказать о слове, зафиксированном на бумаге. Это страшная ответственность -быть писателем.

    Мы ни в коем случае не хотим умалить подвиг Достоевского. Так написать и столько написать - это подвиг. Он писал, потому что хотел донести до людей правду, которая ему открылась. И мы не сомневаемся в блаженной участи его в вечности. Преподобный Амвросий Оптинский сказал о Достоевском: «Этот кается». Он умер, читая Евангелие, и на смертном одре лицо его просияло.

    Да, святость может быть нетрадиционной, и Богу виднее, кто святой, а кто не святой. Церковь не создает новых святых, а свидетельствует о том, что явлено Духом Святым. Святой - это когда после смерти человека происходят чудеса, и к нему можно молитвенно обращаться. Католический подход - причислять к святым по делам, по достижениям. Но никуда не уйти от того, что дела Достоевского - его сочинения - остаются на земле до скончания века и не перестают оказывать свое влияние на души многих.

ОБРАТНО