Югославия в огне

РАССКАЗ ДОБРОВОЛЬЦА
Записал А.А.Скобенников

    Сегодня, когда НАТО развязало войну против Югославии, вновь нашлись в России люди, поехавшие воевать на Балканы. Число их все увеличивается. Счет уже идет на тысячи. Почему? Для чего? Кто они такие, эти люди? На эти вопросы сможет ответить русский доброволец Михаил Горымов, успевший повоевать в предыдущей фазе балканской войны в вооруженных силах Республики Сербской в Боснии.

    "Мне было, конечно же, непросто ехать на войну. За тридевять земель, в неизвестность, оставив здесь семью, которой в случае моей гибели, пришлось бы ох как несладко. Негусто было у меня и с боевым опытом - срочную я служил в стройбате. Но желание помочь нашим братьям, встать за веру и поддержать, если хотите, честь России в конце концов перевесило все опасения. Мне приходилось слышать, что некоторые "деятели" называли нас наемниками. Чушь полнейшая, хотя бы потому, что у боснийских сербов просто нечем было платить. Ведь они в отличие от мусульман и хорватов не получали щедрой помощи от ближневосточных нефтяных магнатов или от западных "гуманитарных" фондов. Ну да не в этом дело.
    Кстати, с подобного разговора и началась моя боснийская эпопея. Когда я окончательно "дозрел", то не стал искать тайных троп и конспиративных вербовочных пунктов. Я прямехонько отправился в югославское посольство и заявил о своем желании отправится сражаться в Боснию. Там нисколько не удивились моему желанию, но сразу предупредили, что добровольцам платить нечем. Меня здорово задел тот факт, что меня приняли за "ландскнехта", и я с некоторым пафосом отвечал, что деньги меня не интересуют, что я хочу сражаться за идею. Мой ответ сотрудников посольства устроил, и через полчаса в моем загранпаспорте красовалась югославская виза. А через неделю я был в Боснии в русском добровольческом отряде, под городом Тырново. Русских в отряде воевало всего двадцать человек. Было еще шестеро болгар, семь сербов, поляк и чех. Все они очень гордились тем, что служат в "русском отряде".
    Наши были достаточно различными людьми. Примерно треть - кадровые офицеры, такие как Юрка Петраш - неутомимый "охотник за самолетами". Это его идея-фикс. Каждый раз, когда мы на "отморе" (на отдыхе), он целыми днями слонялся по окрестностям с "Иглой", в надежде сбить натовский штурмовик, один из тех, которые постоянно барражировали над нами на очень большой высоте. Четверо из нашего отряда были "интеллигенты" - люди с гражданским высшим образованием и с четкими политическими воззрениями - своего рода "идейный костяк" нашего отряда. Остальные имели самые разнообразные профессии и политические взгляды.
    Были и люди явно случайные: скорее всего скрывающиеся в Боснии то ли от долгов, то ли от правосудия. Но их, как правило, было немного, и под воздействием общих настроений, царящих в отряде, и благодаря отношению к нам сербов они постепенно превращались в сознательных борцов за православную веру и славянское братство. Конечно, были и те, что оставались "неисправимыми" и служили постоянным источником напряжения в отряде, а подчас и инициаторами крайне неприятных "разборок".
Большинство бойцов приехало в Боснию тем же путем, что и я, но были и "авантюристы", такие как Сергей Ч. из Волгограда, который попал сюда, нелегально перейдя две границы. Наше подразделение выполняло функции "резерва командования", летучего отряда, который использовался на самых опасных участках фронта. Нами "затыкали дыры", а также мы часто действовали как диверсионные группы или как фронтовая разведка. Вскоре я понял, что перебрасывают нас в самое пекло вовсе не потому, что нами не дорожат. Скорее наоборот - русские отряды, использовавшиеся как ударные части, вызывали такой подъем боевого духа у сербов, что зачастую одного только факта нашего появления было достаточно для удачного завершения операции. Обычная картина: измотанная, истекающая кровью сербская "чета" (рота), уже готовая бросить позиции и отступить, увидев пришедшее русское подкрепление, на глазах обретает "второе дыхание" и с криками "С нами русы!" готово броситься в атаку.
    …Нам ставится задача: вместе с ротой сербского спецназа отбить гору Чардак, только что захваченную "муслами". Гора имеет ключевое значение для обороны Тырново. Мы лежим жиденькой цепью в густой траве, до подножия горы сотня метров, ее склоны покрыты редким лесом до самой вершины. Томительные минуты ожидания - в воздухе напряженная тишина. Что-то сербы не спешат с обещанной артподготовкой. В пяти метрах от нас лежит убитый сербский ополченец, чуть дальше еще один. Хорошо видны кусочки глины, прилипшие к подошвам его ботинок, и вывернутая, уже начавшая коченеть рука - в ночном бою сербы понесли большие потери. Наконец начинаем двигаться. До леска ползком, а дальше перебежками от дерева к дереву. Сербские пушки все молчат. Не дай Бог, заработают, когда мы будем наверху. "Муслы" тоже пока молчат. Интересно, видят ли они нас? Мы уже совсем близко к вершине - отчетливо различаю амбразуры мусульманских домов. До окопов остается не более пятидесяти метров - неужели там никого нет? Но вот истошные вопли: "Аллах Акбар!" - и окопы взрываются автоматным и пулеметным огнем. Над нами проносятся гранаты и рвутся сзади, внизу в цепи сербских спецназовцев, которые заметно поотстали от нас. По нам же "муслы" начинают бить "трамблонами" (разновидность винтовочной гранаты). Дело становится серьезным - мы почти как на ладони. Минут десять - пятнадцать, и нас попросту "выстригут". Нужно уходить, но как?
    … Вдруг краем глаза вижу, как лежащий от меня справа Юрка Петраш вскакивает с криком: "Вперед мужики!" За ним бросается Олег Бондарец. Какая-то неведомая сила бросает меня следом за ними. А дальше совсем как в кино: наши дикие вопли сливаются в нечто напоминающее "Ура!", в мусульманские окопы шлепаются наши гранаты, взрываются, как мне почему-то показалось, совершенно бесшумно, и вот мы уже перепрыгиваем через брустверы. Вижу, как "муслики" начинают выпрыгивать из окопов и бегут по противоположному склону. Бегу по ходу сообщения, совсем рядом, за поворотом, бухает миномет. Бросаюсь туда, но меня опережает кто-то из наших - раздается короткая автоматная очередь. Возле миномета лежат двое "мусликов", а над ними Олег Бондарец, вставляющий в автомат новый магазин. Его взгляд падает на брошенный у входа в блиндаж РПД: "А ну-ка, помоги!" Мы ставим сошки пулемета на бруствер с "мусульманской" стороны. Далеко, уже около подножия горы, видны фигурки убегающих "моджахедов". Олег прицеливается и дает длинную очередь - фигурки начинают метаться: пригибаются, падают, опять вскакивают, снова бегут. Но многие остаются лежать - Олег хорошо стреляет.
    На гору поднимаются сербские солдаты, во время боя они поддерживали нас главным образом подбадривающими криками вроде: "Русы! Режьте им главы!" Тем не менее у них серьезные потери - девять убитых и много раненых.
    … В одном из блиндажей сербы допрашивают пленного офицера. Увидев российский шеврон на моем камуфляже, он заметно бледнеет - усилиями западной и мусульманской пропаганды у противников сложилось мнение о русских, как о кровавых монстрах и садистах. Мы разыгрываем с Олегом небольшую сценку с затачиванием кинжала на бруске в сочетании с мрачными взглядами на горло пленника. Он начинает рассказывать очень торопливо и многословно. Сербы довольны, хохочут.
    … Нас бросают отбивать захваченную мусульманами гору Лупач. К вечеру гора наша. Мы получаем приказ удерживать гору - больше никуда нас не дергают. По предположению Юры Петраша мы минируем склоны горы трофейными минами, которых мы нахватали у "мусликов" на Лупаче в великом множестве. Несколько дней проходят совершенно спокойно, если не считать беспокоящих обстрелов мусульманской артиллерии.
И вот, наконец, долгожданное десятое октября. Подписано перемирие, и нас отводят на "отмор". Все очень довольны - бои кончились, а мы все живы и здоровы, не считая Саши П. из Питера, раненного осколком на Чардаке.
    Но перемирие, не успев начаться, было нарушено мусульманами, и нам снова пришлось отбивать Чардак и Хум. Отбили, но какой ценой - убиты черногорец Златон, сербы Чела, Сержан, Иванов Серега из Питера, Юрка Петраш и Олег Бондарец. Тяжело ранены Сергей М. - наш "комиссар", болгарин Румен и чех Храмир. Через три дня мы хоронили убитых товарищей. И это был уже действительно последний бой. Мы уезжали из Боснии, оставив девятнадцать русских могил под Сараево. Я знаю, что русские могилы остались еще в Вышеграде, в Пране и в Прибое.
    Прошло почти пять лет. Но все пережитое нами в Югославии настолько живо в нашем сознании (говорю в нашем, потому что подобное испытывают все мои однополчане), будто все происходило вчера. Насколько я знаю, никто из наших не был разочарован, никто не жалел о пролитом поте и крови на земле сербской. Более того, многие считают свое участие в борьбе сербов самым лучшим, что им удалось сделать в жизни.
Сегодня вновь полыхает на Балканах. Теперь в Косово. Все из наших, с кем я поддерживаю связь, снова отправляются защищать сербов. Сверх этого, каждый захватит с собой еще двух-трех своих знакомых. Я уже приготовил загранпаспорт.