Отношение к истории как к политике, опрокинутой в прошлое, до сих пор окончательно не изжито: идеократия хватает нас своей костлявой рукой даже из могилы. Вот пример. В вышедшей в 1998 году книжке А.Н. Сахарова «Александр I» содержится следующее поразительное утверждение: «Для нас важно вовсе не то, действительно ли ушел от власти Александр I и действительно ли он обретался до конца своих дней под именем старца Феодора Кузьмича... Важно другое: как могло случиться, что в России - в стране с одним из самых устоявшихся абсолютистских режимов, одним из самых мощных репрессивных аппаратов, в едва ли не последнем мощном оплоте европейского средневековья - могли возникнуть подобные слухи и подобная легенда?» (стр. 18). Каково? Человека, именующего себя историком, не заботит, был ли в 1825 году разыгран грандиозный спектакль с захоронением пустого гроба в Петропавловской крепости, а заботит только то, что народ, который согласно воспринятым им от учителей-марксистов воззрениям (вслед за этими учителями он называет Православную монархию «режимом»), должен был ненавидеть царя как деспота, охотно выслушивал и распространял рассказ, изображающий его благочестивым человеком, бежавшим от мирских соблазнов ради спасения души.

    Подобные «историки», конечно, обречены на вымирание - двадцать первому веку с ними не по пути. Нас теперь интересует одна правда, только правда и ничего кроме правды. А чтобы прийти к правде, нужно, прежде всего, отбросить ложь. Главная же ложь в нашем вопросе состоит в том, что добровольный уход Александра Первого подается как нечто совершенно непостижимое и невероятное. А чему тут удивляться? Неужели этот глубоко верующий христианин не мог придавать духовной стороне жизни хотя бы такое же значение, как язычник Конфуций? Вся его биография говорит о том, что эта сторона играла для него громадную роль. Во множестве писем близким он уже смолоду жалуется на то, что не создан для власти, что его тяготит пустое времяпрепровождение, что он хотел бы уехать с женой куда-нибудь подальше и жить частной жизнью. Такое настроение с годами у него только усиливалось. Во время того самого «триумфального въезда», когда в его честь каждодневно устраивались балы и приемы, он старался возвращаться в свою квартиру как можно раньше и до утра читал Евангелие. В 1819 году он безо всякой свиты посетил Валаам, где выстаивал длиннейшие монастырские службы и много часов беседовал с настоятелем у него в келье. Там жил некий слепец, почти не покидавший храма; однажды он взял за руку Александра и, почувствовав чужака, спросил: «Кто ты?». «Раб Божий», - смиренно ответил властелин полумира. Вернувшись в Петербург, он сблизился с очень строгим архимандритом Фотием, сделал его своим духовником, снял по его совету с должности обер-прокурора Синода либерала Голицына и запретил в России масонские ложи. Совершенно очевидно, что оправдание перед Богом становилось для него главным делом жизни. И если принять во внимание его склонность к рефлексии и религиозным размышлениям, понятно почему. Конечно, из-за смерти отца, в которой он чувствовал себя виновным. Не раз он говорил себе, что он не хотел такого исхода, что граф Пален клялся ему: ни один волос не упадет с головы Павла, они просто уговорят императора передать власть ему, Александру, который, будучи умнее и талантливее, выведет Россию из тупика, но это не помогало: чувство вины оставалось и становилось все невыносимее. Что значит «клялся» - как можно было поверить этим клятвам? Божий Помазанник может перестать быть Помазанником только если он умрет, а значит, передача царской власти другому лицу, даже собственному сыну, живым царем незаконна. Как же он мог не подумать об этом?

    Муки совести усиливались и, наконец, стали невыносимыми. Словесного покаяния перед причастием было уже недостаточно, он чувствовал необходимость что-то сделать. Постепенно он пришел к мысли оставить власть и уйти в затвор, чтобы молиться Богу, пока не почувствует, что он прощен. Долго он не решался на это, но наконец решился! Наверняка он просил на это благословение архимандрита Фотия, но тот не мог взять на себя ответственность за поступок царя, который изменит судьбу России и, по-видимому, рекомендовал посоветоваться со старцем Серафимом из Сарова. Император и включил этот визит в планы своих действий, выезжая из Петербурга в Таганрог. Оттуда он съездил к великому подвижнику и тот, видимо, его благословил. Теперь он действовал уже решительно. Чтобы передать власть Николаю, пришлось имитировать смерть, иного пути не было. Это подтверждается теми фактами, которые приведены в книге Барятинского, - они касаются категорического нежелания семьи снять с гроба крышку, несообразностей в заключении о смерти, составленном лейб-медиком Вилье, превращения этого самого Вилье из лица среднего достатка в очень богатого человека (видимо, его фальшивое заключение было хорошо оплачено) и некоторых других мелочей, которые не были предусмотрены и вылезли наружу.

    Но я приведу еще два свидетельства, ставших мне известными чисто случайно. Новосибирский архиепископ Тихон (Емельянов) однажды рассказал мне, что несколько лет назад распорядился эксгумировать останки Феодора Кузьмича, захороненные на кладбище Томского Богородице-Алексеевского монастыря его епархии. Результат поразил всех: во гробе лежал скелет без черепа! Представить себе, что «честную главу» старца тайно похитил кто-нибудь из его поклонников, трудно - это ведь кощунство, а предположить, что ее затребовали в Зимний Дворец племянники, вполне логично. Но это все-таки косвенный аргумент, а есть и прямой. В 1990 году в Сан-Франциско я познакомился с сыном младшей сестры Николая Второго Ольги Александровны Тихоном Николаевичем Куликовским-Романовым. В течение двух недель мы встречались почти ежедневно и порядком сблизились. Перед отъездом я прямо спросил его о Феодоре Кузьмиче, и он ответил, что это был Александр Первый. Это сказала ему мать, а ей - ее отец, Александр Третий. Видно, к тому времени продолжать хранить тайну, чтобы не повредить престижу династии, уже не было смысла, так как не было самой династии.

    Есть и еще одно настораживающее обстоятельство. Листая православные русские святцы, невольно обращаем внимание, что уж если есть отчество у тех, кто сподобился святости, то они, эти лица, из царской (великокняжеской) семьи:

    Ростислав Мстиславович Киевский, + И 67

    Елисавета Феодоровна (Романова) + 1918

    Татьяна Николаевна, великая княжна, страстотерпица +1918

    Феодор Кузьмич Томский, сибирский, старец +1864

    Не является ли наличие отчества у этого благословенного старца еще одним подтверждением принадлежности его к роду Романовых?

    И все же загадка остается. Непонятно, где находился император в течение одиннадцати лет между мнимой смертью в Таганроге и внезапным появлением в Сибири, Возможно, 1 об этом, как и о содержании его разговора с Наполеоном на плоту, никто никогда не узнает.